«Заповедных зон» все меньше…

все новости

Пьеса  «Черное молоко» была написана уже после того, как ее автор - начинающий драматург из Нижнего Тагила  Василий Сигарев явил театральному миру свою драму «Пластилин». Эта пьеса, с откровенностью и даже неким натурализмом повествующая об ужасах и беспросветности провинциальной жизни, еще в рукописи получила Антибукеровскую премию. А блестящая постановка ее Кириллом Серебренниковым в Центре драматургии и режиссуры  в один миг сделала молодого автора знаменитым.
«Черное молоко», написанное позже «Пластилина», оказалось более ученическим и более «заштампованным». Но тем не менее московские режиссеры (Сергей Яшин, Марк Розовский)  в начале 2000-х с удовольствием взялись за его постановку. Ведь это была одна из пьес, олицетворявших новую драматургию – беспощадную, с героями-маргиналами, как бы пришедшими на сцену с соседней улицы.

Практически в параллель с Москвой в Томске в 2002 году тоже был опыт ( и надо сказать, довольно удачный) постановки  «Черного молока». Ее осуществил с выпускным курсом режиссерского отделения колледжа культуры  томский режиссер и педагог Сергей Герасимов. Тогда история про супружескую пару столичных челноков,  навязывающих нищим жителям сибирской глубинки китайские тостеры, циничных и в то же время  невероятно закомплексованных, как большинство провинциалов, обосновавшихся в столице недавно, что называется, задела за живое. Кого-то шокировал уличный сленг, практически на протяжении всего действия звучащий со сцены, кого-то – довольно жестокие отношения главных героев Левчика и Мелкого (Шуры). Кого-то довело до слез  пронзительное прозрение главной героини, случившееся  после ее  родов. Когда она «узрела  Бога», когда ей «надоело быть сукой». Что ж, цель автора пьесы  была понятна: показать, насколько она нечистоплотна, до слез, до жалости, «барышня-Россия», заставить ужаснуться и задуматься.

Но вот прошло время. И прежде столь актуальная, скандальная пьеса  приобрела легкий налет нафталина. Причин здесь несколько. С одной стороны, зритель уже вдоволь  «накушался» чернухи. С другой - постановка таких пьес требует какой-то новизны, если режиссер хочет донести до зрителя какие-то вечные ценности, заложенные в ткани пьесы.  Поэтому появление «Черного молока» в Томском театре драмы было несколько неожиданно. Заметим, что главный режиссер театра, заслуженный деятель искусств Юрий Пахомов, поставивший этот спектакль, уже обращался к творчеству Сигарева. Пять лет назад в театре прошла премьера по его пьесе «Божьи коровки спускаются на землю».

И вот спустя время опять Сигарев. Что же подвигло постановщика вновь обратиться к этому автору?

- Юрий Алексеевич, чем вас так зацепил Сигарев?

- Во-первых, предыдущий спектакль по его пьесе шел почти пять лет и пользовался большим успехом у зрителей. Во-вторых, я уже давно ничего не ставил на малой сцене, а пьесы этого драматурга, в общем-то, предполагают более близкий контакт сцены и зала.  Ну, а в третьих, мне кажется, что такая пьеса должна привлечь молодежь, которая ходит в театр не так часто, как того хотелось бы. Ведь автор в «Черном молоке» разговаривает на ее языке, а потом уводит дальше, заставляет задуматься, заставляет тосковать.  

- А тосковать – по чему?

- По нормальным человеческим взаимоотношениям,  по утраченной душе. Никакие деньги, никакие вещи не спасут, если человек утратил душу и способность сопереживать ближнему. Во всяком случае, для меня это очевидная вещь.

- В вашем спектакле  идет резкое  противопоставление двух миров: мира Левчика и Мелкого (Шуры) и мира жителей глухой станции Моховое, где, собственно, и разворачивается действие. Не кажется ли вам, что это несколько прямолинейно?

- Возможно, это и так. Но я не то чтобы противопоставляю, а просто хочу подчеркнуть, что эти провинциалы - своеобразная «заповедная зона», с еще сохранившимися  нормами человеческой морали, с поступками «по совести».

- Но ведь они далеко не ангелы – эти самые провинциалы. И водку глушат, и с ружьем, напившись,  бегают…

- Все правильно. Они неприглядны на вид, но они не строят свое благополучие за счет других. И  это дорогого стоит.  

- Хорошо. А Левчик и Мелкий – благополучные люди?

- С одной стороны – да! У них есть квартира в Москве, они легко «зашибают» деньги за счет обмана других. Они могут себе позволить, судя по словам героини, выкупить лесопилку. Но все это внешнее благополучие. Что же касается истинного, внутреннего – то это глубоко несчастные люди, потому что они не понимают, что такое – жить по-человечески, не подличая, не обманывая, не шагая по головам других.

- Возможно, в их жизни просто не было другого примера. К примеру, взять их взаимоотношения. Ведь оторопь берет, глядя, как Левчик  обращается со своей беременной женой. Да и сама будущая мать – далеко не образец для подражания. Уже заранее начинаешь жалеть ее ребенка. Не исключено, что эти молодые люди все же любят друг друга…

- Скорее всего, они вышли из самых низов и теперь пытаются компенсировать то, чего были лишены в детстве: семьи, достатка. Но беда в том, что в первую очередь они  усвоили не самый лучший урок современного мира:  чтобы чего-то добиться, не надо иметь души,  надо быть «суками». И когда они оказываются в «заповедной зоне», то неожиданно сталкиваются с совсем другим отношением к жизни. Помните, слова  главной героини – «ты к ним с г….м, а они к тебе -  с добром» и ее удивление, что такое в принципе возможно. Не случайно мы с художником Денисом Шурицом одеваем всех жителей станции в белое. Они, несмотря на все их недостатки, чисты и наивны, как дети. А «посланники цивилизации» Левчик, Мелкий и иже с ними пытаются сделать их под стать себе циничными и бесчеловечными.  Сегодня мы видим, что таких «заповедных зон» становится все меньше и меньше. Вообще, мы с художником в финале хотели затемнить пространство, но, к сожалению, возникли технические проблемы, и нам не удалось осуществить первоначальный замысел.

- Кстати, почему у вас станция получилась такая чистенькая, беленькая? А ведь, Сигарев в пьесе все время подчеркивает, что она «заплеванная, загаженная».

- Так это же опять та самая идея «заповедной зоны», от которой мы отталкивались.

- На мой взгляд, не совсем понятно прозвучал  финал спектакля: героиня уезжает со станции изменившейся, или в ее жизни все возвращается на круги своя?

- Безусловно, в ней что-то проснулось. Ведь, каждый из нас хочет любви, тепла, даже самый пропащий человек. Это желание неистребимо. Но у героини не хватило терпения, твердости. И она вновь возвращается в тот мир, из которого пришла. Самое главное, чтобы те, кто смотрит спектакль, попытались задуматься, кто они и что они. И попытались стать людьми.

Татьяна Ермолицкая ("Красное знамя", 2009 г.)