Его имя неотрывно связано с томской драмой. Томская драма неотрывно связана с его именем. Они неразделимы, ибо их театральный роман длится уже не один десяток лет.
Однажды он пытался ей изменить, уйдя на некоторое время в театр кукол, но опомнился, раскаялся и вернулся. Потому что осознал, что она – его первая любовь, его судьба.
Второго октября народный артист России Владимир Варенцов отмечает свой шестидесятилетний юбилей. Возраст настоящей мужской зрелости, мудрости, права иметь собственный взгляд на окружающий мир.
- Владимир Васильевич, правда, что в вашей жизни было очень много мистических совпадений? Например, вы, сыгравший роль Ричарда III, даже родились с ним в один день?
- Неужели? Действительно удивительное совпадение. Хотя к таким загадкам судьбы я уже привык. Например, прежде чем впервые побывать в Томске, я до этого постоянно видел его во сне.
- Как это?
- Да-да. Мне все время снился какой-то город, его улицы, его дома. И когда я впервые приехал в Томск на гастроли, то узнал этот город. Самое интересное, что я вспоминал здания и мог совершенно точно сказать, что увижу за тем или иным поворотом улицы. Помню, что очень удивил тогда этим своего коллегу Дмитрия Киржеманова. Наверное, это все не случайно. Видимо, мне было свыше определено жить в этом городе. и если я куда-то уезжаю, то очень скучаю по Томску. Он мне стал куда ближе моих родных волжских мест.
- У вас был опыт работы и в кино. Каковы впечатления?
- Не понравилось. Я снялся в пяти или шести картинах, но ни одна, на мой взгляд, не была удачной. Кинематограф по сравнению с театром – механический вид искусства. Там от актера практически ничего не зависит. Да и сам процесс съемок неинтересен, потому что чаще всего фильмы снимают кусками, и, сами понимаете, никакого проживания образа там нет. Конечно, я не говорю, о таких мэтрах, как Никита Михалков, Эльдар Рязанов. У них и репетиционные процессы есть, и последовательность съемок. А среди современных, так называемых кинорежиссеров, столько посредственности, столько откровенных халтурщиков, что телевизор включать не хочется. Хотя, серости и в театре хватает. И, наверное, она даже необходима: кто же тогда будет изображать стражников с алебардами?
- Актер должен быть немного фанатом?
- На мой взгляд, любой фанатизм – это психическое расстройство. Терпеть не могу фанатов. Вот некоторые актеры с пафосом произносят: «Я хотел бы умереть на сцене!». Боже сохрани! Умирать надо в кругу семьи, среди близких людей.
Поэтому я за то, чтобы к каждому делу и к себе самому подходить с некой долей цинизма. Вот, например, когда в театре устраивают какие-то поздравительные вещи, то молодые ребята подходят и спрашивают: «А можно, Владимир Васильевич, мы в поздравлении над вами немного поиздеваемся? Не обидитесь?». Да конечно же не обижусь! Издевайтесь, сколько хотите, я и сам над собой с удовольствием посмеюсь.
- Кстати, о молодежи. Не появляется иногда искушение поворчать, мол, «бывали люди в наше время, не то что нынешнее племя»?
- Конечно, появляется. Вот, например, смотрю иногда по ТВ программу «Такси» и просто негодую, когда молодые люди не могут ответить на самые простые вопросы, вроде «Кто написал «Муму»? Это сколько же у нас в стране сегодня необразованных, недоучившихся! А все потому, что люди перестали читать. К сожалению, и среди молодых актеров, приходящих в театр, есть такие, кто очень мало читал в своей жизни. Да и желания взять книжку в руки у них нет. То ли в вузах этому внимания сегодня не уделяют? Хотя образование – это не диплом, а самообразование, попытка понять и узнать что-то о жизни. Я знал немало людей, у которых не было даже среднего образования, но их эрудиции, интеллекту, могли бы позавидовать даже обладатели нескольких дипломов. Сегодня мало кто покупает книги. Несколько лет назад, когда в доме шел ремонт, мы с женой решили почистить нашу библиотеку. Отобрали те книги, которые были в двух экземплярах, которые давно не читали и отнесли их в «Букинист». Кроме «вагонной» литературы у нас ничего не взяли, пояснив, что сегодня никто не покупает ни Цветаеву, ни Мандельштама, ни других классиков.
- Может, дело в «запретном плоде»? Когда хорошие книги были в страшном дефиците, то люди всеми правдами и неправдами пытались их достать. А теперь, когда книжный рынок перенасыщен, то уже никому ничего не надо?
- Нет, дело не в дефиците. И во времена горбачевского сухого закона народ водку покупал, и сейчас, когда она продается на каждом углу, ее так же охотно берут. Дело в самом времени, в смещении идеалов. Так, заповедь «не укради» мама мне в детстве ремнем вбивала, и я запомнил ее на всю жизнь. А сейчас человек, который не ворует, воспринимается как какой-то ущербный…
- Вполне логично, что и театральный зритель изменился?
- Он всегда меняется. Но Томску повезло: здесь есть профессиональный зритель, которого не обманешь, хотя иногда так хочется… Бывает, плохо себя чувствуешь, или не совсем в форме, начинаешь играть вполсилы и вдруг чувствуешь, что зритель-то все понимает, что он недоволен…
- А настрой зала со сцены хорошо чувствуется?
- За всех не скажу, но я могу определить зрителя, сидя в гримерке и слушая трансляцию. Даже по гулу зала, когда он только наполняется людьми. Мы, актеры, всегда взаимосвязаны с теми, кто сидит в зале. Как у зрителей есть выражение «хороший (плохой) спектакль», так и у нас есть выражение «хороший (плохой) зритель». Мы играем в одну игру, у нас общие задачи. Самый лучший комплимент я услышал от одной зрительницы, которая сказала: «Я забыла, что нахожусь в театре, - так погрузилась в действие!». Это дорогого стоит. Но, бывает, что и критикуют. И это тоже очень хорошо, потому что заставляет быть в тонусе.
- Во все времена были и есть свои плюсы и минусы. Где комфортнее вам?
- Однажды Дзержинский сказал, что «и в тюрьме есть своя поэзия». Вот я и пытаюсь найти эту поэзию в том, что меня окружает. Например, терпеть не могу поезда: долго, однообразно. Но сажусь в вагон и замечаю, как успокаивает стук колес, какой красивый пейзаж за окном, какой милый попутчик рядом. Так и в новом времени пытаюсь найти что-то положительное. Хотя совершенно не приемлю появившейся жестокости и равнодушия в человеческих отношениях. Даже на бытовом уровне. Мы с семьей любим путешествовать на автомобиле. И если раньше притормозишь где-то на трассе, рядом с тобой тут же останавливается машина. Ее владелец обязательно поинтересуется, что случилось, не нужна ли помощь? Существовал негласный закон взаимовыручки. А сегодня ты можешь хоть целый день стоять с поднятым капотом – никто не остановится, никто не поможет.
- Вероятно, люди настолько напуганы, что в каждом встречном им видится бандит?
- Наверное. И за это надо сказать спасибо тем ребятам, которые правили в последнее время страной. На мой взгляд, сегодня у нас происходит настоящий театр абсурда. То ли это глупость несусветная, то ли издевательство изощренное, когда во всеуслышанье объявляют, что Интерполом разыскивается государственный преступник Борис Березовский. Хотя все знают, что он живет в Лондоне, на такой-то стрит, в таком-то доме. Не честнее ли сказать, что у государства не хватает сил, возможностей наказать человека, совершившего преступление? Единственное, что меня восхищает в современных политиках, - это их актерский дар. Да любой театр их бы принял с распростертыми объятиями! Зюганов со слезой в голосе говорит, до чего демократы довели народ, а у самого рубашка за две тысячи долларов. Жириновский сегодня заполнил своей персоной все телеканалы: то поет, то пляшет – до политики ли тут! Причем все они- актеры без принципов. Я бы, например, никогда не стал сниматься в порнофильмах, потому что мне стыдно. А нашим политиком не стыдно заниматься стриптизом и проституцией на всю страну. Пока эта политическая элита не сменится, толку не будет. В людях, управляющих страной, должна быть внутренняя интеллигентность, порядочность и огромная ответственность за все, что они делают, о чем говорят. Вообще, это очень грустно, но законодательство в нашей стране строится на поговорках: «от тюрьмы и от сумы не зарекайся», «закон, что дышло…» и так далее. Я очень люблю Россию и никогда бы не согласился переехать в другое место, но, чтобы жить здесь, надо иметь огромное мужество.
- Но и советские времена идеальными не назовешь. Вам, например, тогда даже запрещалось в другой театр переходить.
- Было такое дело. Раньше у нашего театра была богатая гастрольная жизнь, нас много где знали. И вот Егор Кузьмич Лигачев издал такой негласный приказ: театр не раздергивать, актеров не забирать! А на наши спектакли приходили режиссеры из других театров, смотрели, кого-то из понравившихся актеров хотели переманить к себе. В Ленинграде, например, Владимиров уж очень хотел забрать нашего Олега Афанасьева, но подойти не посмел. А в Минске уже со мной произошла почти детективная история. Сразу же после окончания спектакля ко мне подходит какая-то женщина и таинственным шепотом, все время оглядываясь по сторонам, сообщает, что со мной хотел бы поговорить один человек. Этим загадочным человеком оказался местный министр культуры. Он предложил мне работу в Русской драме в Минске и попросил: «Если надумаете, приезжайте, пожалуйста, не сразу, чтобы не подумали, что это мы вас переманили».
Но я не в обиде на Егора Кузьмича за его стремление сохранить труппу. Он действительно очень переживал за театр и по-настоящему его любил. После того, как Лигачев уехал из Томска, такого трепетного отношения к театру со стороны властей уже не было. Теперь почему-то в большей цене футбол.
- Владимир Васильевич, в жизни человека есть несколько особенных, в чем-то переломных, дат. С чем ассоциируется у вас шестидесятилетие?
- На самом деле, я отмечал далеко не все свои дни рождения, а лишь наиболее значимые. Родители накрыли праздничный стол по случаю моего 16-летия, когда пришла пора получать паспорт, потом в 18 лет, когда наступило совершеннолетие. А дальше я уже сам отметил 30 лет, 33 года, 50 и 55 лет. И вот пришла пора отмечать 60-летие. Что сказать? Не скрою, эта дата меня немного пугает, ведь в душе-то я намного моложе. Но с другой стороны, 60 лет – это возраст свободы! Я могу говорить все, что хочу, я могу поступать как считаю нужным и не бояться, что кто-то навредит, позавидует, осудит, выгонит с работы. Ну, и что? Я свободен!
Татьяна Ермолицкая («Красное знамя», 2 октября, 2007 г.)
