Ну вот. Приехали. Дим Димычу -70. А, казалось, недавно удивлялись, что уже 50. А назовём этот сюжет:
…НЕ ТЕРПИТ СУЕТЫ
Можно было бы привести фразу полностью: «Служенье муз не терпит суеты». И как истинный служитель музы Мельпомены Киржеманов в работе над ролями нетороплив, последователен, не пафосен. Но суеты он не терпит ни в чём. И из напряжённой, нервной театральной жизни всегда находит возможность удалиться к реке, к лесу, к костру, где и черпает покой и достоинство.
Года два назад ко мне обратилась студентка, которой надо было проинтервьюировать кого-то из актёров, чтобы выполнить учебное задание по теме «Социальный статус человека творческой профессии». Методика этого исследования такова, что беседа предполагалась весьма продолжительная, не исключено, что и не одна. Когда актёра интервьюируют для публикации, у него есть стимул, чтобы тратить время, а тут дальше университетской кафедры материал не уйдёт. Сразу стало понятно, что лучший объект для исследования народный артист России Дмитрий Киржеманов. Со статусом у него всё очень даже в порядке. Но главное – Дим Димыч доброжелательно и терпеливо поможет юному исследователю докопаться до интересных результатов.
Для начала я сама представила студентке человека, которого ей предстоит изучать.
Рассказала о том, какое огромное количество превосходных ролей сыграл он в нашем театре – причём с огромной амплитудой – от романтических героев, до подлых манипуляторов, от благородных интеллигентов до бойцов с бандитскими замашками. Потом сообщила о том, какой Дим Димыч надёжный друг, как несметное число раз приходил он на помощь коллегам – кого-то укладывал в больницы, кому-то помогал в ремонте, бессчётно ссужал деньгами без отдачи, хотя финансовые возможности актёра и возможностями-то назвать язык не поворачивается. Особая статья – страсть к путешествиям - причём к тем, которые теперь называют экстремальными: сплаву на плотах и лодках, освоение новых сибирских маршрутов. К этому естественно присовокупляется его умение делать почти всю простую мужскую работу… Короче, когда моя беседа со студенткой подходила к концу, я вспомнила замечательный стишок, который заканчивается строчками: «такая корова нужна самому!» Да не просто нужна – я пришла в восторг от того, что со мной рядом столько лет живёт и работает замечательный человек. При многолетнем общении мы привыкли друг к другу, иной раз поругиваемся, взаимно подтруниваем над слабостями. А тут случай заставил посмотреть на Киржеманова чуть отстранённым взглядом.
Один из замечательных знатоков театра Александр Свободин как-то заметил: «Чтобы понять актёра незаурядного и в особенности русского, надо понять, вокруг чего ходит его беспокойная душа, уязвлённая человеческим несовершенством. В конечном-то счёте там, в глубинах сознания, эта уязвлённость – а по иному сказать, постоянная жажда совершенства – и есть источник непрерывной духовной энергии…»
Киржеманов говорил словами почти всех русских и многих зарубежных классиков, он приходил к пониманию жизни и судьбы массы персонажей. И могу утверждать, что сегодня через своих героев он может высказываться обо всех главных человеческих отношениях и категориях бытия: любви и смерти, дружбе и предательстве, справедливости и несправедливости…
Играет ли он слесаря Егорова в «Превышении власти», Кулигина в «Грозе», инвалида в «Эшелоне», Юсова в «Доходном месте», не говоря уже о Фоме Опискине, или Князе Гавриле - всюду, даже в проходных ролях ощущается то, чем дышит его собственная душа – судьба народная. Не сочтите за пафос. Особенно долго и счастливо жил он с Гловом-старшим из «Игроков», с Николаем из спектакля «Верую», а в спектакле «На дне» играл Актёра и Луку – в разные голы и в разных постановках, но на одной сцене.
«Первыми сюжетами» в старину называли ведущих артистов. Это словосочетание можно встретить у Островского, в пьесах которого Киржеманов играл много и успешно. Особо обаятелен в своём безобразии был артист Шмага в «Без вины виноватых» с его знаменитым девизом: «Мы артисты. Наше место– в буфете».
В то же время художник Николай Вагин, который работал с Дим Димычем над обликом его персонажей в спектаклях и много его рисовал и писал, однажды признался, что захотел сделать картину, в которой ДД будет изображён на фоне лондонской улицы. В его сознании он хорошо встраивался в заграничный городской пейзаж. Его давний друг художник Герман Завьялов, говоря о способности Киржеманова быстро становится своим в любой компании – высоколобой профессуры и зачуханной рыбацкой артели – весело заметил: думаю, если он окажется в болоте с лягушками, то очень быстро заквакает. Шутки-шутками, а в основе этой способности безудержное любопытство к жизни в любых её проявлениях.
Он постоянно ездил в тюрьму с передачами к неудачливому фермеру, с которым познакомился в северных поездках. Здесь была и его извечная готовность к благотворительности, но ещё и не досужее любопытству к миру, который ему недоступен. А уж когда Дим Димыча укладывали в «раковый корпус» и делали операцию, он был бесконечно азартен в освоении этого совсем нового для себя материала. Не вру. Не преувеличиваю. Вам это все друзья подтвердят.
А потом из этого своего знания, из этой внутренней копилки вытаскивает и предъявляет нам типы, проявления, характеры, а также походки, повадки… В молодости у него с приятелем был а такая игра. Участвуя в массовках, они делали друг другу гримы, на которые можно было взглянуть только перед самым выходом на сцену. И обнаружить, что превратился в плюгавого старикашку или в знойного красавца. И тут же «обыграть» этот портрет. То есть существовать в манере предложенного персонажа. Хулиганство, конечно, но актёрское и развивающее.
Художник – это образ жизни. Он смотрит на мир как на объект собственного творчества, будь то пейзаж или человек. В начале нашего знакомства Киржеманов показывал мне пьесу, которую написал, опираясь на историю собственной первой женитьбы по огромной любви. С анализом собственной ревности. Нет, он никуда эту пьесу не предлагал, просто, видимо, надо было выплеснуть жившую в нём боль. Кто-то бы сочинил стихи, а актёр – пьесу.
Я была знакома с его мамой – Александрой Васильевной. Дима ребёнок поздний и к его приезду в Томск возраст сильно пригнул к земле эту милую женщину. Но язык не поворачивался назвать её старушкой. По манере держаться, лексике, мягкости, доброжелательности она была дамой «из благородных». (К слову, первым мужем АВ был племянник Ивана Бунина). О семейной истории лучше скажет сам ДД:
- Дед был купцом первой гильдии и головой города Ардатова. Далёкие предки по маминой линии были крестьянами, но кто-то один выбился в приказчики, а когда разжился деньжатами, выкупил всех родственников. И было это перед самой реформой Александра-освободителя. Затем стали бывшие крестьяне получать образование, становились чиновниками, а там уже и пополнили ряды интеллигенции. Разночинной.
Во время первой мировой отец пошёл добровольцем на фронт и его отец – городской голова – не стал его удерживать, а тем более «отмазывать». В конце войны Дмитрий (сразу замечу, что все мужчины нашего рода носят имя Дмитрий – от прадеда до моего сына) уже воевал за красных. На родину вернулся, но тут красному командиру напомнили, что он сын городского головы и поставили к стенке. К счастью, расстреливал старый приятель – шмальнул мимо. Отец упал, его закопали, а ночью он выкопался. В дальнейшем старался держаться подальше от властей. Маминого первого мужа, естественно за одну только фамилию Бунин сослали в Мариинские лагеря, а в 38-м расстреляли. Она осталась одна с сыном. В 40-м вышла замуж за Дмитрия Киржеманова-отца, у которого от первого брака тоже было двое детей – девочка и мальчик. Мама не успела закончить гимназию до революции, профессии не имела. Да отец и не позволял ей работать – надо было растить и воспитывать детей. Тем более, что скоро появился я.
Александра Васильевна очень любила театр, постоянно водила детей на спектакли и мечтала, чтобы младший Митенька стал актёром. Отец был категорически против. Сын рос очень стеснительным мальчиком. И хотя об актёрской профессии мечтал, но никаких шагов к осуществлению своей мечты не делал. Даже в студию Дворца пионеров не решился пойти. Но в то же время Митя был победителем физико-математической олимпиады города Казани и подал документы в университет на физмат. Отец умер в день сдачи первого экзамена. Поучившись почти год, Дмитрий неожиданно изменил судьбу.
- Мы с товарищем увидели объявление о наборе в театральную студию. Он предложил: «Пойдём, попытаемся».
На экзамене я читал монолог Бориса Годунова. В свои восемнадцать выглядел я на четырнадцать. Но считал, что смотрюсь солидно: у меня была чёрная бабочка и перешитый мамой из отцовского пиджак. Чем больше я входил в роль и выдавал страсти, тем страннее вела себя комиссия. Они смеялись. Тогда я решил, что, видимо, я – комедийный артист и начал читать басню, уверенный, что сейчас уж все от смеха под столы залезут. Но никто не улыбнулся… Я даже не пошёл смотреть на вывешенные списки, прошедших на второй тур. Но приятель сообщил, что я прошёл. Тогда я подготовил другие произведения. Когда вошел в зал, там собрался, похоже, весь театр: «Нет, - говорят – читай Годунова!» И опять все веселились. Я был принят. Но ещё долгое время меня отлавливали взрослые артисты и требовали: «Почитай Годунова!»
Много позже я понял, как нелепо выглядел, со всей страстью произнося слова «не мальчика, но мужа»
После студии молодого актёра сразу приняли в штат Казанского ТЮЗА, он работал уже три года, играл приличные роли, но, только встретившись с настоящим режиссёром-педагогом, стал осваивать тайны профессии.
В Томск Киржеманов прибыл оснащенный профессиональными знаниями, без которых никакой талант пробиться не сможет. Правда, до этого сменил двенадцать театров, в том числе ушёл и из Московского театра им. А.Н.Островского, и из Питерского театра Ленсовета. И не потому что «не прошёл». Театры не проходили. Столичные втягивали в ту самую суетливую беготню, которая всегда претила Киржеманову. В провинции не всегда удавалась вписаться в труппу, при этом Дим Димыч говорит, что дело не в том, что труппа плохая, а ты хороший, просто может не совпадать творческое кредо, мировоззрение. Не раз Киржеманов резко выступал против несправедливости руководства театров…
С Томском он совпал.
Есть большой соблазн рассказать о множестве превосходно сыгранных им ролей. Но тот, кто видел их, тот помнит. А кто не видел – уже никогда не узнает…О его дружбе с лучшим главным режиссёром томской драмы за многие годы Феликсом Григорьяном. О лихой компании, сложившейся в те годы – как роскошно они проводили встречи со зрителями, какие были волёйбольная и шахматная команда, как разыгрывали друг друга. Использую только один эпизод, о котором замечательно рассказывает артист Александр Ланговой:
- Светлой памяти Владимир Варенцов с Киржемановым работал во многих театрах, знал его с юношеских лет и обожал дразнить старого друга, рассказывая о различных ситуациях, в которые попадал Дима. Сильно утрировал, но настолько точно и с таким едким юмором, что мы буквально валились от хохота.
ДД слушал Володю молча, с таинственной улыбкой на лице…
Как-то играли мы «Конька-горбунка» Ершова. Володя – царь, Дмитрий – Иванушка-дурачок. Варенцов, как ему полагалось по ходу действия, проснулся в царской постели в халате и босиком. Сладко зевнув, сунул ноги в тапочки, но пойти не смог, упал. Прибить тапочки гвоздями к сцене мог только Киржеманов – это царю стало понятно сразу же. Дальше в сцене с Иванушкой царь не на шутку распалился в гневе. Текстом, приближенным к Ершову, он стал запугивать Иванушку. «Прикажу тебя пытать, - грозился он, - ухо варом заливать!» (ДД с детства туговат на одно ухо). «Средний палец обрубать!» ( У Димы на среднем пальце ампутировано сантиметра полтора). Володя остановил взгляд на Иванушке пониже пупка: «Кое-что поотрывать… Завтра же в себя опять будешь гвозди забивать!..»
Ребятишки в зале покатывались от смеха. Мы, разумеется, тоже. Играя «Конька» сцены этой ждали с нетерпением – пытки для Иванушки каждый раз придумывались новые.
А ещё Дим Димыч с радостью играет роли любого масштаба, если нравится спектакль. Пример – почти бессловесная эпизодическая роль Ребе в «Поминальной молитве».
Я всегда радуюсь возможности представить людей, которые мне интересны, которых люблю и которые занимаются фантастически эфемерной профессией. Вот, только что предстал перед нами человек – со всеми его бедами, радостями, слабостями и пристрастиями. Он показался нам таким родным… И нет его. Даже, если мы вскорости придём на тот же спектакль, наш герой станет уже несколько другим, он прибавит несколько месяцев жизни на этом свете, на него повлияет погода на дворе, новость в телевизоре, противостояние звёзд, наконец. Он будет чуть иным. Сможем ли мы также откликнуться на его судьбу? Конечно, газетный текст тоже не долгий жилец на этом свете, но ведь хранятся (пылятся) зачем-то подшивки в архивах.
Пусть к ним прибавится этот рассказ о народном артисте, порядочном человеке и настоящем томиче.
Мария Смирнова («Красное знамя», декабрь, 2012 г.)