В Томской драме состоялась «неделя» русской классики, приуроченная к 150-летию со дня рождения К. С. Станиславского.
Вроде бы, потом можно казенно сказать — провели недельное мероприятие. Нет, не так! Во-первых, театр привлек внимание томичей к высокой драматургии, к Горькому, Островскому. Достоевскому, Грибоедову. Смотри и соприкасайся с русской культурой, бытом, традициями, «мотай на ус» гениальные мысли, изречения. Во-вторых, театр позвал на новые встречи с любимыми томскими актерами. В-третьих, событие кому-то помогло впервые открыть дверь театра с биографией, какой, по-моему, не найти на всем пространстве за Уралом. В-четвертых, есть повод проявить любопытство в отношении нашего знаменитого соотечественника К. С. Станиславского, который заставил весь мир думать о театре по-другому, по системе. Этим, полагаю, устроители «недели» выполнили задуманное на высокую оценку.
Как премьера
Открыли «неделю» известным спектаклем М. Горького « Васса и другие». Идет он на томской сцене более восьми лет. Я смотрела премьерный спектакль в 2004 году. И вот нынешний был тоже вроде премьерный. Казалось, многое звучало по-новому. Почему, спрашивала я себя? Ответа не нашла. Может быть, потому, что зритель смотрит спектакль как в свои зеркала (яркие, мутные, старые, новые), каждый раз воспринимая действо с другого ракурса. Для актера же зеркальным отражением является зритель, его настроение, готовность сопереживать. Соседка по креслу в первом действии шепнула, что не воспринимает спектакль. По окончании его была довольна, объяснив, что актеры «разыгрались». А может быть, она, как зритель, попала в энергетическое поле актерского ансамбля? Где грань того перехода, когда актер воспринимается уже как персонаж? Наверное, никто не скажет это. Как не ответит и зритель, с какого момента он «повелся» на событие, на актера. И вот он уже сочувствует Вассе или не понимает ее, раздражаясь на ее жесткость, расчетливость, диктаторство.
Нынешняя Васса народной артистки РФ В. Бекетовой другая. Она более мудрая, повзрослевшая (если так можно сказать), более уставшая, глубже понимающая свою семью, ее червоточины. Жизнь загнала ее в угол, но она не хочет этого признать, пытается выстроить семейный хаос. Но силы ее уже не те, да и поддержки ни от кого не получает. Васса заставляет задуматься над тем, что обустройство семейных отношений — это целое искусство: всегда уязвимые тончайшие нити готовы в любой момент натянуться и порваться. У Вассы уже нет рычагов влияния ни на кого из ее окружения. Она сильный человек, но как получилось, что она оказалась в одиночестве? Деньги… деньги…Они были и есть самое большое зло. Они способны крепить фундамент любой семьи и вообще человеческих взаимоотношений, но очень быстро и жестоко разрушить. Последнее нам демонстрирует уже XXI век. В семействе Храповых-Железновых все пошло прахом. И хочется даже с облегчением сказать, что финал для самой Вассы — это ее спасение, облегчение, она освободилась от самой жизни как от жесткого ярма, от всех оков. Жаль дочь Людмилу, поскольку дальнейшая жизнь будет для нее непосильной ношей.
Об актерах спектакля хотелось бы сказать — это ансамбль. Все без исключения заслуживают комплименты. Каждый персонаж пытается удержать в себе, завуалировать хищнические интересы. Но эти интересы постоянно обнажаются, выскакивают, как черт из табакерки. Будто актер переварил все в себе и наконец-то освободился от груза персонажа. А зритель (как в пинг-понге) поймал это в виде эмоций, переживаний, раздумий. Вот так театр и берет тебя в полон. Вот так незаметно и качаются театральные весы: актер-зритель. Кто кого одолеет.
Полнится талантами
Театр — это непрекращающаяся работа, ежедневная пахота. Он постоянно испытывает давление времени, реформ, дефицита драматургического материала, нововведений даровитых режиссеров, экономических прессингов. И все-таки именно провинциальные театры способны сохранять традиции, подпитывать актерское достоинство, театральную культуру. И притягивать любовь зрителя. А реальный ресурс этого — человеческий фактор. Актеры. Иного пути нет. Между театром и зрителем всегда будут прежде всего актеры, не мыслящие другого образа жизни. Они-то и есть связующее звено в культуре между прошлым и будущим. А собственно, зачем нам театр? Он хорош тем, что позволяет зрителю удовлетворить неистребимое человеческое желание, стать свидетелем чужих трагедий. Или счастья. Знаменитая Сара Бернар постоянно сочиняла себя, подогревала интерес публики скандалами, любовными интригами, романами, фантастическими заявлениями. Ее считали даже бесстыдной, но на «нее» шли, восторгались, любили ее. Театр никогда не умрет, потому что актер все время влияет на зрителя, интригует, завораживает его. Иногда актера любят за то, как он двигается на сцене, какая у него пластика (как у томского любимца А. Постникова), какая у него интонация (помните Т. Лебедеву?), как работают его руки (как у Ю. Кисурина). Актеры всегда были подвижниками. И всегда любимы. Это люди, которые отдают сцене художественную, да и реальную человеческую энергию. А значит — свое здоровье.
На все времена
Закрывали «неделю» спектаклем А. Грибоедова «Горе от ума».
Перед спектаклем выступили директор театра Г. Сокуров и заслуженная артистка РФ Е. Козловская. Они посвятили зрителей в проект «Неделя русской классики» в томской драме, посвященной 150-летию со дня рождения К.С. Станиславского.
Да, русская классика на все времена, она не стареет. Посредством произведений мы убеждаемся, что изъяны у общества одни и те же, и «болеет» оно одними и теми же болезнями. Зрителям первых постановок (согласно журнальной публикации того времени) спектакль не понравился, было понятно, что автор высмеивает общество с его пороками. Кому это приятно? Было подмечено, актеры произносили свои тексты, не понимая их содержание. Как сказано, даже «господин Щепкин» не понимал свою роль. В свое время «Горе от ума» все изучали в школе, и это хорошо, чтобы молодые умы могли задуматься об изъянах общества, примерить их на себя. Сегодня знаменитые грибоедовские реплики звучат злободневно. Будто были написаны для XXI века. Может быть, мир действительно развивается по спирали и падает с вершины по одному и тому же пути? Грустно, но ведь не кануло в лету, когда служили не делу, а лицам, как и у нас. И сегодня радеют родному человечку, несмотря на его бездарность. Фамусов предлагал собрать книги, да все сжечь, но нынче и так упал интерес к чтиву (и вовсе нет надобности их жечь). К сожалению, в театрах нынче модно вольно работать с авторскими текстами, осовременивать содержание пьесы. Вот и в томской драме в «Горе от ума» есть нелепые «заплатки», которые при любом старании актеров не могут восприниматься органично. «Заплатку» можно только прилепить. Если режиссер старался новшествами привлечь к «Горю» молодого зрителя, то по реакции молодых на поклонах актеров было понятно, кого и почему они приняли. В спектакле много шероховатостей, но их милыми назвать нельзя. Поэтому очень к месту прозвучал возглас Чацкого «Карету мне, карету!»
Знаменитый Петр Фоменко как-то сказал, что если мы стоим на месте, то стареем. Томская драма хоть и живет в своем 162-м творческом сезоне, она всегда в поиске, в обновлении, в новых проектах. Хочется поблагодарить театр за предоставленную возможность вновь соприкоснуться с русской классикой.
Правила для сцены
Итак, томский зритель не только посмотрел (может быть, даже в первый раз) спектакли, но и вспомнил имя Константина Сергеевича Станиславского. Можно не знать, что он сам актерствовал, но что есть его Система, наверное, знают многие или хотя бы слышали. До ее изобретения содержание актерского мастерства было совершенно другим. Станиславский вывел общие творческие правила в работе актера, что дало новое направление театральной мысли. По сути, утвердилась высшая исполнительская истина. Но дискуссии по поводу Системы ведутся и по сей день, а это значит, она живет, ею руководствуются. Константин Сергеевич пытался даже создать учебник, хотел изложить свои мысли во всей их правильности. Но боялся помешать великому, индивидуальному, непредсказуемому творчеству. Он говорил: «Станьте ближе к природе, к естественному». И вся система будет понятна.
Система, по его мнению, не должна нивелировать индивидуальные устремления художника. Напротив, она должна была изменить взаимоотношения сцены и зрительного зала, появился новый сценический язык. Необходимо было бережно относиться к авторскому тексту, драматургии. Актер — равноправный единомышленник сотворения спектакля. Гений ратовал за сценическую правду существования актера на сцене, чтобы он за образом не потерял самого себя, свою индивидуальность. Со времен провозглашения идеи Станиславского много воды утекло, много было и «культурных» реформ-революций. Где-то о его системе говорили формально, может быть, только из-за национальной гордости. Думается, юбилейная дата Станиславского заставляет переосмыслить многие вещи, вспомнить, что театр все-таки для актера, для зрителя, для сохранения в культуре того, что может составлять национальную гордость.
Любовь Бабич (журнал «Персона», №1, 2013 г.)
