Спектакль для малой сцены — жанр особый, он приглашает к доверительному разговору небольшую аудиторию и обычно рассказывает историю, в центре которой человек крупным планом: его переживания, эволюция, перерождение. В новом спектакле «Черное молоко», который поставил в Томском областном театре драмы его главный режиссер, заслуженный деятель искусств России Юрий Пахомов, идет речь как раз об эволюции души.
Спектакль по пьесе молодого екатеринбургского драматурга Василия Сигарева, уже знакомого томской публике по спектаклю «Божьи коровки возвращаются на землю», поставленному в 2004 году. Автор — один из плеяды выпускников Екатеринбургского театрального института (курс драматургии, семинар Николая Коляды). Его пьесы ставятся в России и за рубежом, награждены множеством премий. В 2002 году он был признан «самым многообещающим драматургом года». Пьеса необычная, и спектакль получился особый: жесткий, откровенный, безжалостный, даже присутствующая в нем комичность проступает сквозь гримасу страдания.
В постановке отлично играют и молодые актеры, и представители старшего поколения театра. Особенно хочется отметить заслуженных артисток России Людмилу Попыванову в роли тети Паши и Ольгу Мальцеву в роли Петровны — характерные образы, излучающие неподдельные чувства.
Но не сюжет здесь играет главную роль. Фабула довольно проста: на забытом полустанке, где и поезда-то останавливаются раз в сутки, «застревают» в ожидании обратного поезда двое молодых людей — парень Лёвчик и беременная девица Шура. Впечатление парочка производит пренеприятное. Молодые люди, говорящие на каком-то противном сленге гнусавыми голосами, постоянно курящие и сосущие «Чупики». Мы не сразу понимаем, что юноша Шуре даже вроде бы муж — настолько фамильярно и бесцеремонно он с ней обращается, впрочем, груб и хамоват он со всеми. В блистательном исполнении Александра Шрейтера этот персонаж очень несимпатичен. Сочувствия не вызывает и его спутница, которую парень зовет странной кличкой «Мелкий» (ее в этом составе играет Екатерина Мельдер).
Весь первый акт зрители поражаются странному лексикону, вывернутому сознанию и неблаговидному занятию этих ребят. Они мотаются по поселкам и станциям, «впаривая», пардон, продавая в глубинке тостеры, задешево, раза в четыре дороже, чем в ближайшем городке. Продали штук пять и очень хотят «смотаться» подальше. Так они ведут нудный диалог между собой, пока на сцене не появляется разбитная кассирша (Ирина Шишлянникова) — шустрая тетка, которая тоже делает здесь свой бизнес: приторговывает самогоном прямо в железнодорожной кассе. Необычная роль досталась в этой постановке заслуженному артисту России Владимиру Тарасову. Ему, конечно, не привыкать играть бесчувственное «тело» (в любимом публикой спектакле «Он, она, окно, покойник» это удается Тарасову блестяще!), так же интересна его роль и в этом спектакле. Он играет пьяного мужика в тулупе, который все время безмолвно валяется под лавкой. Это нормальная форма его существования: выпил-упал-проспался-выпил-уснул… Так и умирает, незаметно для самого себя!
Необычайная тоска вдруг охватывает во время спектакля. И не потому, что действие скучное, наоборот — довольно авантюрное. Просто так все безрадостно и чернушно, что выхода не видно. И деревня — болото, и город, в котором главное — крутиться, зарабатывать деньги. Просвета не видать.
Но вдруг на сцене появляется семь фигур в белом с тостерами в допотопных сетках-авоськах — это сельские аборигены, которые рассмотрели приобретенный товар и пришли его возвращать. Тут можно начать радостно потирать руки: сейчас-то «коммерсантов» прижмут, надавят массой и заставят вернуть деньги. Но нет! Деревенские робко просят взять тостеры обратно, вернуть деньги, но под нахрапом Лёвчика стоят покорно, слушают, потом безмолвно уходят. Такое вот непротивление.
И все они — во всем белом. От валенок до платков и кепок. Художник-постановщик Денис Шуриц в работе над костюмами подобрал такие акценты, так обыграл фактуры разных материалов, что все эти белые одежды не кажутся однообразными, а характеризуют героев, подчеркивают символичность этих образов. Жители деревни, как будто не от мира сего, и ведут себя совсем не так, как могли бы продиктовать им обстоятельства.
Это обезоруживает зрителей, но только не Лёвчика. Он — представитель современной молодежи, четко знающей, с какой стороны бутерброд намазан. И уходят фигуры в белом восвояси несолоно хлебавши. Однако на этом приключения только начинаются — издерганная, разнервничавшаяся Шура совсем некстати начинает рожать прямо на вокзале. Антракт!
После антракта мы видим на сцене совсем иную Шуру, теперь она сама одна из фигур в белом. Одета теперь в белое пальто и берет вместо нелепого сарафанчика с люрексом поверх джинсов, в которых предстала перед нами в первом акте. Она и внутренне стала другой. Не только говорит, но и мыслит, чувствует по-другому. Вся эта противная шелуха слетела с нее, и стала проглядывать наружу душа. Добрая, мятущаяся, полная боли за свое будущее, будущее своего ребенка.
Все на том же месте происходит действие: в зале ожидания захолустной станции. За Шурой и ребенком приехал Лёвчик. Жители деревни, те самые что не оставили ее в критическую минуту, те, которым она стала теперь, «как родная», снарядили их с дочкой в путь, стараясь, как могли. Надарили, как принято, кучу приданого для малышки: допотопную коляску, мешок пеленок, стародавние пластмассовые мишки и чебурашки и даже деревянную лошадку-качалку — вечный символ детства. Но не только вещичками снабдили ее эти люди, с ними Шура убедилась, что сама может быть другой. Не только ее дочке здесь помогли родиться, она сама стала будто заново рожденной… На этом интригующем месте я, пожалуй, остановлюсь, чтобы было интересней знать, чем же вся история заканчивается, и почему молоко — черное. Спектакль стоит посмотреть — он будит души.
«Сон разума рождает чудовищ», так называется одна из страшных гравюр Франсиско Гойя. А что рождает сон души? Тоже что-то страшное, необратимое. То, что может необратимо повлиять на всю дальнейшую жизнь, на весь наш мир, если его заселят такие вот бездумные парочки, а «фигуры в белом» вымрут, уйдут… Спектакль дарит надежду, что у добра есть шанс. А воспользоваться им или нет, человек выбирает сам.
Оксана Чайковская (журнал "Персона")
