По законам чести и совести

все новости

Когда три года назад молодой режиссер из Рыбинска Александр Загораев приехал в ТЮЗ на постановку спектакля «Ночь Святого Валентина», никто, включая его самого, не мог предположить, что это начало глубокого и взаимного театрального романа. Далее, с периодичностью в несколько месяцев, последовали «Старик» в Томской драме, «Наказание», «Зверь» и «Зойкина квартира» в Театре юного зрителя.

17 и 22 марта в драмтеатре состоится очередная премьера режиссера Загораева – трагикомедия «…Забыть Герострата!» по пьесе Григория Горина. В беседе накануне выхода спектакля Александр Сергеевич рассказал о мистике на театральных подмостках, своих возвышенных мечтах и цене успеха.

- Сегодня театральное искусство по признанию многих переживает отнюдь не лучшие времена. Что побуждает молодых, красивых и талантливых идти в сферу культуры, где, априори известно, неминуемы борьба с непростыми обстоятельствами и безденежьем?

- Еще до знакомства с театром меня мучил внутренний конфликт из-за неприятия существующей действительности. С одной стороны, я вставал в оппозицию миру, где все происходит далеко не по законам чести и совести, с другой, прекрасно понимал – с волками жить, по волчьи выть. Не имея возможности поделиться с кем-то своими мыслями и сомнениями, переживал их наедине с собой. Духовный кризис разрешился с поступлением в Ярославский театральный институт. Проучившись  месяц, я почувствовал: театр - моя родная стихия, где можно, да и нужно, через спектакли говорить и рассуждать о волнующих тебя проблемах бытия и мироустройства. Размер зарплаты на тот момент времени мало меня интересовал – главное, что я занимался любимым делом. О финансовой стороне дела задумался с появлением семьи и рождением ребенка, когда я осознал, что теперь несу ответственность не только за себя, но и за своих любимых людей.

- Неужели и тогда, хотя бы на мгновение/другое, не посещала мысль уйти из профессии?

- Я – мужчина, а мужик, если захочет, всегда найдет возможность заработать на хлеб с маслом. Я много работал в свободное от театра время, примерял на себя разные «шабашные» должности. Но уход в режиссуру произошел отнюдь не из-за желания больше зарабатывать.

- Почему, будучи ведущим молодым артистом Рыбинского драматического театра, вы решили расстаться со сценой?
- Это было непростое решение.  Я очень люблю актерскую профессию и мечтаю, что когда-нибудь вновь буду играть в спектаклях. Проработав артистом три года, у меня возникло желание попробовать себя в качестве режиссера-постановщика. Поскольку на театре допускается самостоятельная работа актеров, мы с коллегами выпустили вестерн для детей «Похищение Джонни Дортса» по новелле О'Генри «Вождь краснокожих». К моему удивлению, спектакль пользовался большим спросом. Более того, для меня стало настоящим открытием, что сказки, оказывается, могут проходить в атмосфере абсолютной тишины – так чутко ребятишки следили за действием на сцене, и реагировали на него только в нужных местах. Тогда я решил: если, у меня, «безграмотного», получился довольно успешный спектакль, может быть, есть смысл поучиться этой профессии?
   Оканчивая режиссерский факультет Щукинского театрального института, я мечтал, что буду работать артистом в родном театре и иногда выпускать на его подмостках спектакли. К сожалению, найти общий язык с новым руководством не удалось: передо мной поставили ультиматум – либо я довольствуюсь должностью актера, либо ухожу из театра. Выбор был сделан в пользу режиссуры. Во-первых, из благодарности к моим педагогам, а во-вторых, из желания хоть как-то оправдать оторванное от семьи время: в течение пяти лет уезжая каждые полгода в Москву, я лишал близких внимания и заботы, пропустил первые слова и первые шаги своего сына. Но я мечтаю, что когда-нибудь перестану работать исключительно в качестве приглашенного режиссера, осяду в каком-то театре и буду иметь возможность иногда выходить на сцену. Только сейчас сменились приоритеты: если раньше хотел трудиться артистом и раз в год ставить спектакли, то теперь – работать постановщиком и раз в сезон быть занятым в премьере в качестве актера.
- В одном из недавних интервью вы назвали ряд пьес, которые вам кажутся своевременными и с которыми вы хотели бы поработать. Прошло время: в афише ТЮЗа появилась «Зойкина квартира», афишу драмтеатра со дня на день пополнит «… Забыть Герострата!». Какова, на ваш взгляд, технология исполнения заветных желаний? Почему судьба дает вам шанс реализовать замыслы?    
- Думаю, это просто удачное стечение обстоятельств. А почему оно стало возможным… Может быть, это награда высших сил за какие-то, уж не знаю какие, заслуги. А, может быть, наоборот, пример и наука: хотел поработать с таким пьесами – пожалуйста, посмотрим, сможешь ли ты с ними справиться. Но меня очень радует то, что происходит со мной на томской земле: я имею возможность говорить со зрителем о волнующих меня темах, работать с очень хорошим качественным драматургическим материалом, на котором могу расти и я, и артисты, и публика.

- Каждый художник платит определенную цену за свой успех и за возможность заниматься тем, чем он занимается. Какую цену приходится платить вам?

- Мне трудно рассуждать о цене успеха - я его не чувствую и не ощущаю. Однозначно могу сказать, что за возможность реализовывать свои творческие замыслы, а для этого мне часто приходится уезжать на постановки в разные города, я вынужден платить разлукой с моими самыми родными на земле людьми.

- Стали бы вы что-нибудь менять в своей жизни, если бы представилась такая возможность?

- Нет. Но мне было бы любопытно посмотреть со стороны, исключительно как кино, что случилось бы с моей жизнью, поведи я себя иначе в некоторых ситуациях. Мне очень не нравится мое чувство неуверенности в себе, из-за которого я порой начинаю малодушничать. Интересно узнать, как бы сложились судьба, если бы в кое-каких спорных ситуациях я настоял на своем.  Как бы там ни было, я уверен: мы получаем от жизни то, что заслуживаем.

- В вашей последней по времени премьере, «Зойкиной квартире» Булгакова, на сцене появляется Воланд – самый неоднозначный и пугающий многих персонаж романа «Мастер и Маргарита». Как вы относитесь к суевериям на театре и верите ли в мистическую силу некоторых авторов, которой наделяют и Михаила Афанасьевича?

- Не верю. И не могу сказать, что моя жизнь как-то кардинально изменилась после этой постановки, хоть в ней  присутствовал Воланд. Для меня, думаю, как и для Булгакова не существует зла и добра в чистом виде, все относительно. Если вы вспомните, в романе Воланд никого не наказывает, он лишь выявляет пороки общества. С этой же целью персонаж возникает и в спектакле «Зойкина квартира». Впрочем, я допускаю, что автор, если они имеет такую мистическую возможность, может мешать рождению спектакля, когда режиссер «паразитирует» на его теле: противоречит в своей постановке замыслу произведения, занимаясь исключительно удовлетворением собственных амбиций. В моей жизни такого не случалось и, надеюсь, никогда не случится – я стараюсь бережно относиться к авторской позиции. Даже если страхи относительно некоторых авторов и произведений – пустые суеверия, стоило их придумать – они придают творческому процессу определенную атмосферу, а спектаклям – изысканный колор.

- Если бы дьявол предложил вам бессмертие, без всяких условий, вы бы согласились?

- Нет. Меня напрягают любые сделки с темными силами. К тому же, уверен: человеку бессмертие ни к чему. Он должен успеть что-то сделать, понять, изменить за тот срок земной жизни, который ему отведен.

- Есть ли заветная тема, которая проходит лейтмотивом через все ваше творчество?
- Я всегда стараюсь идти от автора, а тему задает именно он. Если чувствую, что проблема, которую препарирует писатель, находит отклик в моем сердце и актуальна для дня сегодняшнего, у меня возникает желание рассуждать о ней сначала с артистами, а потом и со зрителями, берусь за эту пьесу. Единственная тема, которая проходит через все мое творчество, - сила и слабость человеческого духа. Мне кажется, она лежит в основе всего многообразия мировой драматургии.

- Как вы относитесь к высказыванию о том, что одни режиссеры ставят спектакли, чтобы изменить себя, другие – чтобы изменить мир?

- Хорошо отношусь. Обе эти позиции, как мне кажется, не разделимы: нельзя изменить мир, не изменив себя, также как изменяя себя, ты неминуемо изменяешь мир. Во всяком случае, такое отношение к своему делу лучше, чем безразличие. Самое страшное в театре – равнодушие тех, кто его создает. Для меня театр – это храм, где происходит духовный диалог создателей спектакля, включая всех, кто по мере своих возможностей обязанностей работал над постановкой, и публики. Контакт, который возникает между артистами и зрительным залом, по своей энергетической силе сродни массовой молитве.

- Как вам кажется, искусство действительно может изменить человека к лучшему?

- Я очень сильно на это надеюсь.

- Сегодня все чаще говорят об упадке интереса общества в театральному искусству. Каким, на ваш взгляд, должен быть современный театр, чтобы оставаться востребованным и привлекать зрителя?

- Однозначно – разным. Сейчас требуется многообразие форм, чтобы все слои населения и категории зрителей находили в репертуаре театра спектакли по душе. И еще, мне кажется, успех театру обеспечен, если он способен выводить зрителя на эмоции, если на спектакле зрители испытывают подлинное сопереживание. Всегда привожу в пример Мольера, который, в свое время сумел соединить фарс - жанр для простолюдинов - с высокой трагедией, на которую ходила изысканная публика, создав, тем самым уникальный жанр – высокую комедию, где гармонично сочетались трагичное и комичное начала, а понятная всем остросоциальная  проблематика плавно «перетекала» в духовные проблемы глобального масштаба.  

- Каково ваше состояние духа на сегодняшний день?  

- Неспокойное и неуравновешенное. Я нахожусь в борьбе с самим собой, с неуверенностью в собственных силах и в своей жизненной правоте, в борьбе с утопической идеей изменить окружающий мир. Поэтому хочу глубже познавать и осваивать то дело, которым занимаюсь. Все-таки пока «я не волшебник, я только учусь».  


Елена Штополь («МК в Томске», 20-27 марта, 2013 г.)