Великий философ и аналитик европейской культуры Освальд Шпенглер, желая выразить сокровенную суть западной души, писал, что главное для нее – преодоление телесно-ограниченного пространства и наивного мира природных форм. Маленький огонек в сумрачном коридоре времени, она рвется освободиться от центростремительных сил, и новое, обостренное чувство историчности всего происходящего сочетается в ней со стремлением к Абсолюту. Готические соборы, фуги Баха, живописные полотна, где в игре света и тени исчезает телесность, но остается ощущение перспективы и воздуха… Все виды искусства служат осуществлению бесконечности. Коснулось ли это театра? Разумеется, да! Театра Запад, театр Шекспира, его предшественников и последователей отразил мир на сцене в его становлении. Он отбросил античные маски, открыв живые лица актеров, отринул окаменевшие штампы, наполнив сценическую реальность всеми эмоциями полноценного существования, и физическая ограниченность отведенного ему пространства не помешала выразить в актерской игре безмерность человеческой души.
Мои собеседники – актеры Томского театра драмы Валерий Иванович и Елена Михайловна Козловские. Почему при разговоре с ними мне так отчетливо припомнился Шпенглер? Возможно, потому, что он много писал о переживании глубины, это переживание застигло меня сейчас, и когда я вижу их так близко (со зрительного зала близко не увидишь!), и несколько минут назад, когда меня остановили в театральном холле их портреты.
Изящная, привлекательная пара. Время не всегда отнимает, оно и одаривает, и украшает, сообщая особую выразительность лицам, особый вес словам. Елена Михайловна – утонченная женщина, породистое лицо, нервные руки, в глазах - вспышки зарниц. Валерий Иванович – весь заряд силы и энергии. Он мужчина, созидатель, значительный, когда молчит, увлекающийся, когда начинает речь. Я смотрю на него и понимаю, что он действительно может быть кем угодно, королем, нищим, праведником, каторжником на галерах…органично существовать на противоположных и нравственных полюсах бытия. Удивительное ощущение остается после встречи с ними – весь разговор, как одна мелодия.
Мы говорим об искусстве, жизни, о любви. В первую очередь, конечно, о любви к сцене. Меня волнует ответ на вопрос – в чем заключается особый магнетизм театра? Его искушающая, гипнотическая сила? Почему из театра не уходят или почти не уходят? И почему так стремятся попасть в него молодые люди? Что это, жажда публичности? Желание блеска? Но ведь многие прекрасно понимают, что путь актера совсем не устлан позами. Тогда что?
Говорят, что актерскую профессию не выбирают – это она выбирает человека. Становиться актером нужно только тогда, когда твой собственный талант настойчиво стучит в двери твоего «Я», властно требуя реализации.
И, может быть, первое, что отличает истинного актера, это некая неизъяснимая жажда вселенской полноты. Кредо его мироощущения выразил поэт:
Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
И амазонкой мчаться в бой.
Восторженный максимализм, это нетерпеливое требовательное «всего хочу» и кидает юные души в необратимы круговорот сцены. И если сцена забирает человека всего, без остатка, требуя от него максимальной самоотдачи, то и одаривает: возможностью прожить 1000 жизней, воплотиться в 1000 лиц. Жизнь актера – стремительная радуга судеб, безмерно ускоренное колесо Сансары и вереница ролей.
Выход на сцену подобен падению в пропасть, в океан, там ты умираешь и рождаешься заново. И далее уже не ты ведешь роль, а она ведет тебя, настигает особенный кураж, священное безумие. Какое упоение можно получить на сцене оттого, что ты – уже не ты, а другой! Это знает лишь актер. Пересказать это – невозможно, забыть – тоже невозможно, а испытавший единожды будет стремиться к этому снова и снова. И другое наслаждение, делятся со мной мои собеседники, не менее сильное – вернуться, упасть обратно в себя и проснуться самим собой.
Елена Михайловна и Валерий Иванович пришли в театр разными путями. Она – девочка из актерской семьи – всегда знала, что будет играть на сцене, с детства готовилась к ней под руководством мамы. И в театральный институт в городе Ярославле Елена поступила сразу, легко, судьба не ставила здесь препятствий и преград.
Он – закончил технический вуз, три года работал в НИИ, писал диссертацию, делал успешную карьеру. И вдруг внезапно осознал: живу не свою жизнь. Нужна немалая смелость, чтобы вот так, в силу спонтанного озарения, сорваться с места и резко переиграть свою жизнь. Валерий никому не говорил о своем решении – могли не понять. Тайком, в обеденный перерыв срывался на экзамены в театральный. Сдал, признался коллегам и семье. «Меня поняла моя мама, - вспоминает Валерий Иванович, - она удивительная женщина». Снова стал студентом, с высокооплачиваемой работы перешел на стипендию, по ночам разгружал вагоны. Да что там, хорошее было время!
Будущие супруги учились в одном вузе, у одних преподавателей, жили, как выяснилось позже, на соседних улицах, но не увиделись, не встретились, не узнали друг друга. Встреча произошла много позже, в Кинешме, старинном волжском городе, воспетом Островским: с высокой набережной, бескрайними речными просторами, добротными купеческими особняками, церквями. Когда-то, в 37 году, здесь снимали первую версию «Бесприданницы», и на этой набережной произошла первая встреча Паратова и Ларисы, и летела с резного парапета в прозрачную волжскую воду изящная с кружевными лентами девичья шляпка. И театр был здесь же, недалеко, камерный, уютный, построенный еще в прошлом, теперь уже в позапрошлом веке. Публика Кинешмы была удивительно отзывчивой. Здесь наши герои встретились.
Потом много было всего. Была работа в Воркуте, целых 6 лет. В Томск Козловские приехали вместе с главным режиссером Андреем Викторовичем Лапиковым, сейчас он вновь в Томске, ставит «Тартюфа».
Актеры вспоминают, как однажды, уже в Томске, они участвовали в спектакле «Семейный ужин в половине первого». Сложная история двух запутавшихся людей, пути которых разошлись и снова скрестились спустя много лет. История взаимоотношений, где сгустились старое непонимание и неубывающая нежность друг к другу. На премьере была мама. Увидев со стороны происходящее на сцене, она поняла то, что не понимали сами: «Да это же о вас!». Переглянулись, подивились: «И верно». Линии жизни плавно легли на линии сюжета. Бывает же.
Сейчас наши герои в расцвете свой актерской судьбы. Они нашли свое место в жизни. Это редкий случай, когда и прошлое богато, и будущее много обещает. Есть что вспомнить, есть о чем строить планы. Есть силы, опыт, мастерство. И признание – в 2004 году Валерию Ивановичу и Елене Михайловне Козловским присвоены звания Заслуженного артиста России.
В конце октября состоялся их бенефис. А что для актера бенефис? Мы вместе попытались понять – что это. Особый праздник? Рубеж? Возможность что-то подытожить? Вершина, с которой хорошо просматриваются окрестности, прошлое, будущее? Возможность поздравить и принять поздравления друзей?
На свой бенефис заслуженные артисты России Козловские подготовили пьесу нобелевского лауреата Дарио Фо «Свободная пара». Это комедия, в которой кажущиеся банальными истины предстают в неожиданном ракурсе, под углом парадокса. Спектакль о муже, убежденном, что физическая неверность вовсе не вредит семейному счастью, и о жене, носительнице более старомодных и естественных взглядов. На эту грустную и смешную, которая кончается, конечно же, моральной победой дамы, Елена Михайловна советует всем женщинам приводить своих мужей.
Процесс работы над ролью – таинственный: это и творчество, и труд. Я прошу моих собеседников провести меня в мастерскую их актерского поиска. Как рождается, как шлифуется художественный образ? Как становится он живым? Валерий Иванович и Елена Михайловна переглядываются. Обо всем, конечно, рассказать невозможно, но...
- В работе – несколько этапов. Первый – кабинетный, вдумчивое чтение текста, первое погружение в него. Затем – период репетиций, работа над образом, медитация над ним не прекращается ни днем, ни ночью, с новой требовательностью встает вопрос: какой он – герой? Как он выглядит, двигается, говорит? О чем он думает, что он чувствует, когда молчит? Все это надо домыслить, дочувствовать и донести до зрителя. Иногда зерно роли удается схватить сразу, а бывает – одна напряженная репетиция следует за другой, а суть ускользает. «Бенефис мы репетировали месяц, - вспоминают супруги, - а спектакль не раскрывается, герои не просыпаются, остаются ходячими манекенами. Спустя месяц – успех. Внезапный. Вероятно, количество усилий, наконец, переросло в качество».
Необходимое оружие актера – наблюдательность и память. Во внутреннюю копилку годится все, когда-то увиденное, подсмотренное боковым зрением: чья-то летящая или наоборот поникшая походка, поворот головы, взгляд из-за плеча – все становится основой для творчества. Любая мелочь, деталь могут стать полезными для создания полнокровного образа героя. Творчество, велики тайны твои!
Сначала так: какая-то истома,
В ушах не замолкает бой часов,
В дали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг…
Это говорит поэт. Образ еще не родился, но готов родиться, юный, он проклюнулся, как зеленый росток, из взрыхленной земли, и каким будет, не знает до конца еще никто из создателей.
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Рождение свершилось, доминантная нота найдена. Художественный образ, еще не причесанный, непроясненный и подвижный, стал видимым, воссиял.
И легких рифм сигнальные звоночки
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
Теперь найден нужный ритм, определился контур роли. Новая, незнакомая миру личность вошла на сцену и начала жить.
Анна Ахматова писала это о поэтическом слове, но тайна творчества, процесс постижения, рождения нового едины у любого мастера. Корни творчества уходят глубоко, в бессознательное, ветви тянутся высоко, в небеса.
«Главное для актера – способность к перевоплощению», - считает Елена Михайловна. Это она стремится донести до своих учеников, студентов Екатеринбургского театрального института, «молодой поросли» Томского театра драмы. Умение существовать в заданных обстоятельствах – главный принцип по-прежнему актуальной школы Станиславского. А ведь он не изобрел эту аксиому, он выявил ее, как и многие другие, систематизировав обширнейший актерский опыт, существовавший задолго до него. Школа перевоплощения в мировой практике существует параллельно со школой представления, когда исполнитель не растворен в своем персонаже, а отстранен от него и только изображает его внешне. Надо уметь сочетать оба подхода, считают Козловские. Попробуйте до конца воплотиться в Медею, убийцу собственных детей. Представили себе? От этого можно сойти с ума! Что, в конце концов, происходит с героиней. Жить на сцене одним перевоплощением опасно – сгоришь. Демона творчества нужно заклинать, нельзя позволять ему властвовать над собой. Подлинный мастер отличается тем, что какая-то часть его существа всегда наверху, «над схваткой». Перевоплощение плюс самоконтроль – это залог успеха. Валерий Иванович рассказывает историю про Шаляпина, который был не только великим певцом, но и талантливым драматическим актером: «Опера «Борис Годунов», одна из самых трагических сцен, царь мучается, царя терзает призрак, зал застыл, сопереживая… И тут Федор Иванович оборачивается к кулисам и подмигивает, типа «ну как?» Это техника! Это уровень! Профессионализм!»
- А бывают ли такие роли, которые вам просто не хочется играть? По причине субъективных внутренних барьеров или просто оттого, что роль не интересна?
- Бывает, мне, например, пресны слишком гладкие роли, чистые и цельные характеры, так называемые «голубые» героини. Без излома, без внутренних противоречий, - говорит Елена Михайловна, - жизненному образу горчинка, если угодно, нотка стервозности необходима. – И добавляет, - темперамента.
- Вот, вот! – присоединился Валерий Иванович. – Будь я актрисой, не согласился бы играть жертвенную Марию Стюарт. Куда колоритнее злодейка Елизавета!
А я подумала, что актерский труд уникален еще и тем, что дает возможность избавиться от собственных демонов, сублимировать собственные негативные эмоции, которыми в большей или меньшей степени обременен каждый из нас. Валерий Иванович и Елена Михайловна улыбнулись и признали, что логика в этом есть.
- Бывает и по-другому, - добавляет Валерий Иванович, - может отталкивать текст, общая концепция пьесы, чувствуешь, что это не твое. Но первое впечатление иногда обманчиво. Так, когда мы начали репетировать «Вальпургиеву ночь» Венедикта Ерофеева, где я исполняю роль Прохорова, старосты психиатрической палаты, чувствовал, что не хочу в этом участвовать, тем более, что поклонников Ерофеева не являюсь. Но начали работать, и я втянулся, понял своего персонажа, и он стал для меня почти родным. А кого бы хотелось сыграть… сейчас, наверное, сыграю любую предложенную мне роль. И это не от неразборчивости, это просто уже профессионализм. Убежден, в каждой роли есть то, что стоит вытащить на белый свет и показать людям. В каждой.
Елена Михайловна вспоминает, что за последнее время сыграла четыре разных образа актрис. Интересный опыт. Ильзе в «Горных великанах» Пиранделло, актрису в «Любовной карусели», Николь Гиз в «Публике смотреть воспрещается», Дотти Орни в «Театре». Это разноплановые произведения, комедия положений, комедия-гротеск, мелодрама, космологическая драма. Но есть что-то, объединяющее эти пьесы, и прежде всего то, что в каждой из них одна из стержневых линий – спекцифический конфликт между сценой и жизнью. И актриса – женщина – героиня – в центре. Конфликт проходит нервным изломом через ее судьбу. Женщина хочет любить и хочет играть, но одно может противоречить другому, и оказывается, воспоминания и разбитой любви могут кощунственно питать ее творческий жар, а семейное счастье, наоборот, не дает приблизиться к сцене. Момент выбора между природным предназначением и актерским призванием; потеря ориентиров (где подлинность? где настоящая жизнь? на сцене или вне? здесь или там?); противоречие между собственным «я» и капризным духом вдохновения - вот то, что может увидеть зритель. И героини этих произведений разные, но в чем-то схожи, главное – они родные сестры в своей актерской судьбе.
- Все конфликты и противоречия, бытовые и философские, безусловно, утрированы, в реальной жизни актеры лучше умеют разводить личное и профессиональное, - подводит итог Елена Михайловна. – Но то, что описанное все же имеет под собой реальное основание – это да.
Еще одна животрепещущая тема, которой мы не могли не коснуться – это будущее театра. Прогноз Валерия Ивановича оптимистичен: «Театр будет всегда. Пока живет в человеке тяга к лицедейству, пока он желает быть не только собой, но и другим, на себя не похожим – театр будет существовать. Он может меняться, стать другим – домашним, уличным, но он будет всегда. Потому что всегда будет классическая схема: актер + зритель. Даже если актер – пришедший с работы муж, а зритель – ждущая его жена… Как это иногда бывает».
Пролетела как одна минута наша встреча. Так много было сказано, и еще больше осталось невысказанным. Актеры – необычные люди? Теперь я убедилась – да!
Екатерина Вайсблат (журнал «Персона», №12 - 2004 г.)
