Человек, однажды став артистом, обречен на публичность. Быть на глазах и на устах у всех – это необходимая составляющая профессии. Это условия игры, которые предлагает ему судьба. Кто-то обреченно несет свой крест, кто-то, напротив, очень рад этому обстоятельству. Александр Пермяков, заслуженный артист РФ, выбивается, выламывается из общего ряда. Он не ищет популярности, но бежит от нее.
Замкнут. Одинок. Скромен. Интервью не дает. В презентациях и массовых праздниках (обычный способ актеров подработать) не замечен. Часто бывает недоволен. Театром вообще и собой в частности. Так говорят о нем в Томской драме, где Александр Петрович служит более десяти лет. Но при этом отзываются с уважением и теплотой. Для всех в театре он просто Петрович. Относятся к его замкнутости не как к причуде, а как к осознанно выбранному образу жизни. Сам же актер предпочитает, чтобы зрители и коллеги судили об актере Пермякове только по его работе на сцене.
… В гоголевских «Игроках» он появляется из темноты зрительного зала. Неожиданно для публики и для «игроков» вроде бы тоже. Как снег на голову. Потертая казенная шинелишка, еще более «древний» картуз – весь облик Пермякова точно соответствует фамилии его героя, Замухрышкин он и есть Замухрышкин. Появляется и своим нудным крючкотворством «налогового инспектора» вроде бы нарушает азартный ход карточной игры, вернее, шулерства. Хочется отмахнуться от его нудения, как от назойливой мухи, но почему-то не отмахиваешься – вслушиваешься, всматриваешься, как Замухрышкин ведет свою партию. И постепенно понимаешь, что неброский, «стертый» Замухрышкин-Пермяков не менее азартен, чем лихой гусар Кругель-Ланговой, не менее изворотлив и двуличен, чем Утешительный-Варенцов, не менее «прямодушен», чем Шворхнев-Антонов. Словом, что он заодно с этой компанией сговорился обобрать Ихарева…
Это был первый спектакль, после которого я хорошо запомнила Александра Пермякова и стала его выделять из общего числа знакомых артистов. Хотя и до этого видела спектакли с его участием, и все его герои – обстоятельный майор Мэткаф в «Мышеловке» Агаты Кристи, простодушный Жерон в «Единственном наследнике» Реньяра, «незаметный» Чиполетто в «Не заплачу!», меланхолический Вова из «Вальпургиевой ночи» - были убедительны и органичны. Но тогда в моем зрительском восприятии персонажи и актер существовали как бы отдельно друг от друга.
После «Игроков» стала воспринимать Александра Петровича исключительно как исполнителя русской и зарубежной классики. В нем самом есть что-то от людей той эпохи. Честь и честность для него – не пустой звук. Он нетороплив, обстоятелен, при внешней замкнутости добр и внимателен к людям, его окружающим. И столь же грустно-ироничен, как и его молочник Тевье в «Поминальной молитве».
- Когда мы репетировали «Любовную карусель» и еще раньше – во время репетиций «Двенадцати месяцев», Петрович не подсказывал мне, как играть и что делать, но я чувствовала доброе, почти отцовское ко мне отношение. И это очень помогало найти верную интонацию, - вспоминает Ульяна Татаренко. – Когда нас вызывали на сцену, он говорил: «Пойдем, деточка, погрешим»…
Граф в «Любовной карусели», обличьем похожий на австрийского генерала первой мировой войны, предстает перед зрителем не только как лихой вояка, жуир и резонер, но и как человек, под мундиром которого скрывается доброе сердце. Между тем он продолжает галерею персонажей, которых можно назвать «вещью в себе». О его Дудукине («Без вины виноватые») и Чугунове («Волки и овцы») также можно сказать, что они себе на уме. (Так же, как и о самом актере). Этих персонажей Островского (предназначенность Пермякова образам этого драматурга не вызывает сомнений) Александр Петрович делает обычными, заурядными людьми, но он находит сочные краски, чтобы разнообразно сыграть однообразие.
Словом, я была уверена, что персонажи из XIX, а то и XVIII–XVII веков – это его, Пермякова, герои. Пока не обратилась к репертуарному листу. И вдруг оказалось, что образы наших современников у него получаются не менее убедительными, чем классические, и построены они также на глубоком проникновении в образ. Достаточно вспомнить его одинокого пенсионера из «Персидской сирени», замученного семейными неурядицами мужа и отца в «Чужом ребенке».
Репертуарный лист подарил еще одно удивительное открытие. Первое сильное зрительское потрясение, связанное с игрой Александра Петровича, я испытала в те далекие времена моего детства, когда томский ТЮЗ воспитывал своих зрителей на образцах революционной романтики. Случилось это на спектакле «Жестокость» по повести Павла Нилина, где Пермяков играл Лазаря Баукина. Он не только пробудил сочувствие к «кулаку», врагу революции, но и сделал человека гражданской войны современником молодого поколения 80-х.
- На сцене ТЮЗа Александр Петрович сыграл и Сарафанова из вампиловского «Свидания в предместье». Это было точное попадание в образ, - рассказывает Мария Марковна Смирнова, завлит театра драмы. – А в 88-м пришел к нам в драму. Вернее, вернулся. Ведь когда-то, в начале 60-х, он учился в театральной студии при томском драматическом театре.
Но первые шаги на профессиональной сцене, как это ни странно, томич Пермяков сделал не в Томске. В биографии заслуженного артиста были и Челябинск, и Красноярск.
- Впервые Петровича я увидел в Челябинске, году в 65-м, - вспоминает народный артист Дмитрий Дмитриевич Киржеманов. – Он был другом моего друга. Я тогда попал на сдачу спектакля. Как он назывался, не помню, помню только, что Саша работал легко, с большой радостью. Но спектакль запретили.
Через много-много лет снова встретил Пермякова. Уже в Томске. В ТЮЗе шел какой-то спектакль про войну (название запамятовал), Петрович был единственным, кто убедительно и правдиво существовал на сцене. Когда он пришел к нам, быстро и хорошо спивался в актерский ансамбль, обогатив театр своим пермяковским почерком. Когда я говорю, что Саша Пермяков – мой любимый артист, некоторые обижаются. Но это действительно так. Мало кто знает, что у него дома богатая библиотека, что он вырезает из дерева маски. Одна маска его изготовления висит у меня дома…
За что еще любит народный Дим Димыч заслуженного Петровича, мы узнаем на бенефисе Пермякова, который состоится завтра под кодовым названием «Новые облака». Прозрачный намек на спектакль «Облака», где Александр Петрович сыграл Сократа. Помните, как он в обличии космонавта спускался с небес на землю? Интересно, в каком образе бенефициант предстанет перед зрителем в год своего 60-летия? Ждать осталось недолго.
Татьяна Веснина («Томский вестник», 2000 год)
